У ВЕЧНОГО ОГНЯ
Алеет день и ночь – в снега, в дожди, на солнце –
Невянущий цветок священного огня.
А подойди к нему – и в сердце скорбь проснётся
О тех, кто не дошёл до праздничного дня.
Всплеск Вечного огня – высокий, светлый, чистый –
Тревог минувших тень бросает на лицо.
В одном огне слились сердец горячих искры
И павших, и живых, помеченных свинцом.
У Вечного огня распахнутые крылья
Трепещут, будто он задумал взлёт крутой,
Ведь в нём слились мечты сердец больших и сильных –
К бескрайней синеве притронуться рукой.
От ярких лепестков я отвести не в силах
Притянутых тугой незримой нитью глаз.
В них бьётся пыл и жар сердец таких красивых,
Любви к родной земле нетронутый запас.
Жизнь Вечного огня, я верю, будет вечной,
И через сто веков ему сердца пронзать.
Свет непрожитых дней всех жизней человечьих,
Оборванных войной, не должен угасать.
Алеет день и ночь – в снега, в дожди, на солнце –
Невянущий цветок священного огня.
А подойди к нему – и в сердце скорбь проснётся
О тех, кто не дошёл до праздничного дня.
НЕ УДАЛАСЬ У НАС АТАКА…
Не удалась у нас атака,
Хоть все, казалось, шло на лад.
И вот со свастикою танки
Нас отутюжить норовят,
И в пьяной смелости поротно
Прет грязно - серая волна,
И ощетинились окопы
Завесой плотного огня.
Но вот, гранаты сочтены,
И загрустили ПэТээРы…
Дай огоньку, товарищ Первый!
Дай огоньку, товарищ, Первый!
Ну, что молчишь ты, Бог войны?
Дай огоньку, ты что молчишь?
К земле нас клонит вихрь кинжальный,
Рвет душу грохот, немец прет…
Когда их столько нарожали?
И что толкает их вперед?
Ведь смерть средь них косою машет.
Нас, впрочем, тоже не щадит.
Но где же, братцы, танки наши,
Что обещал вчера комдив?
Ведь и гранаты сочтены,
И без патронов ПэТээРы…
Дай огоньку, товарищ Первый!
Дай, огоньку, товарищ Первый!
Ну, что молчишь ты, Бог войны?
Дай огоньку, ты что молчишь?
Вдруг слева смолк сосед под горкой.
И справа немцы протекли.
И нас осталась только горстка,
И перед нами – полземли…
На пять минут боезапаса,
А немцы начали бросок,
И приказал комбат: «Прорваться!
Все быстро марш - через лесок!»
И с солью в трубку обронил
Он, под конец, от боя серый:
«На нас огонь, товарищ Первый!
На нас огонь, товарищ Первый!
Ну, что молчишь ты, Бог войны?
Дай огоньку, ты что молчишь?»
И не узнать навек уснувшим,
Не всем живым узнать о том,
Что под откос был ночью пущен
Боеприпасов эшелон,
Что прорывали фронт соседи,
А ты лишь силы отвлекал…
Но разве зря ты жил на свете? –
Ты принял на себя врага,
Хотя гранаты сочтены,
С полукомплектом ПэТээРы,
И рвал комбат напрасно нервы:
«Дай огоньку, товарищ Первый!»
И был безмолвен Бог войны…
Да разве зря ты жил на свете!? –
Ты принял на себя врага…
ТАНКИСТЫ
Рев моторов. Скрежет траков.
Чад солярки. Пыль стеной.
То ли маршем, то ль в атаке
Танки мчат по мостовой.
Чем нас город нынче встретит?
У тебя – струною нервы:
Может, ты сегодня первый
И на подвиг, и на смерть.
У тебя мотор и пушка,
И надежная броня.
Только разве в бой идущий
Застрахован от огня?
Страшно в жаркой круговерти:
Здесь у всех, как струны нервы –
И у первых, и не первых
И за славой, и за смертью,
И у первых, и не первых
И на подвиг, и на смерть.
Есть приказ. И вот он – город,
Нешироких улиц сеть
Для маневра нет простора –
Не объехать, не взлететь.
Весь пропитанный соляркой
Озорной лихой народ –
Даже если очень жарко –
И сгорит, но не уйдет.
Шутку легкой шуткой встретит,
Но, случится, среди боя
Он друзей собой прикроет
От огня и страшной смерти.
Он друзей собой прикроет,
Позабыв про страх и смерть.
Рев моторов. Скрежет траков.
И солярки сизый чад.
То ли маршем, то ль в атаке
По брусчатке танки мчат,
Поднимая пыль и ветер.
У тебя – струною нервы:
Может, ты сегодня первый
И на подвиг, и на смерть.
БЕРЁЗОВАЯ РОЩА
Хлеб… Портреты солдат… Рушники белоснежные….
Одиноко сидят под березами женщины.
Не девчонки давно, да ещё не старушки,
Разливают печаль в свои горькие кружки.
Помянув, побредут, чуть сутулясь, домой.
А слова, как к живым, к не вернувшимся с битв.
Помянув, побредут, чуть сутулясь, домой.
Хоть и горько, да жизнь-то идет – надо жить.
Проводили мужей на войну эти женщины
Отстоять всё, что было отцами завещано.
Посадили они за селом по берёзке:
Моего сохрани ты в походах нелёгких.
От огня береги и от пули храни,
Пусть пройдёт в стороне от него страшный ад.
Ничего не хочу, лишь бы только с войны
Возвратился домой мой любимый солдат.
Нелегко за двоих: ведь заботы-то множатся…
А отрада одна – за околицей рощица.
И от каждой избы до берёзонек робких
Зазмеились давно неширокие тропки.
А детишки растут, и берёзки растут…
И в свободный часок, а бывал он нечаст,
Эти женщины беды к берёзкам несут,
А иные приходят всплакнуть про запас.
Но однажды весною салюты победные
Забросали всё небо цветными букетами.
В избы радость вошла из неведомой дали
С вещмешком и в кирзе, и со звонкой медалью.
Ну а тем, к кому милый дойти не сумел,
Кому в дом он победу свою не принёс,
День Победы встречать выпал горький удел –
Лишь с портретом солдата у светлых берёз.
Уже сделались в роще стволы необъятными,
Зацвели вдовьи избы смешными внучатами,
Только в день этот вдовы – ещё не старушки –
Разливают печаль с вои горькие кружки.
Разливают печаль – разбавляют слезой…
А слова – как к живым – к не вернувшимся с битв…
Со свиданья идут, чуть сутулясь, домой…
Жизнь идёт… Жизнь идёт… Жизнь идёт – надо жить.
МИНУВШЕГО ПАМЯТЬ
Давнишние раны – минувшего память,
Проснувшись, стирают улыбку с лица.
Лишь в сердце бушует по-прежнему пламя,
Бросавшее в бой, словно в драку, юнца,
В открытое море, где нету опоры.
В огромных просторах, солёных на вкус,
Находится дело лишь сильным и смелым:
Ведь здесь не укроют ни камень, ни куст.
Норд-ост и крутая волна – не преграда,
Дюралевый корпус и скорость – им щит.
В атаку идёт боевая команда.
Вода за кормой от разрывов кипит.
Всё – как на ладони, и взрывы все ближе,
И «мессеров» ход беспощаден и крут,
И лишь бескозырка – у каждого крыша,
И нет про запас ни торпед, ни секунд.
Пора! Уж теперь отвернуть не успеют.
Пусть молятся Богу, чтоб шкуры спасал.
Но что с моряком? Он мелово белеет,
И руки не держат упругий штурвал,
Давнишние раны – минувшего память,
Проснувшись, стирают улыбку с лица.
Лишь в сердце бушует по-прежнему пламя,
Бросавшее в бой, словно в драку, юнца.